ВЗАИМООТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ДОНСКИМИ И КУБАНСКИМИ КАЗАКАМИ И КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИЕЙ В 1920-1932 гг.

В историографии стран Запада существует тенденция упрощать социальную действительность в Советском Союзе даже в период нэпа. [1] По их мнению, советская власть после гражданской войны и голода 1921-1922 гг. потеряла всякую поддержку населения, особенно крестьянства (и тем более такого свободолюбивого народа, как казачество). [2] Моше Левин, например, считает, что при нэпе крестьянство равнодушно относилось к коммунистической партии и ее мероприятиям. [3] Лин Виола продолжает эту линию и высказывает мысль, что именно из-за отсталости и пассивности крестьянства в отношении к социализму, прогрессу, ко всем проявлениям культуры двадцатого века нетерпеливая партия коммунистов была вынуждена силой заставлять этих людей идти в колхозы и т.д. [4]

В советской историографии казачества уже давно ведется спор о том, как относилось казачество к советской власти. До смерти Сталина историки в основном рассматривали казачество как единую массу, которая все время единодушно была против большевиков [5] После 1953 года многие историки, в том числе и Венков, стремились доказать, что у казаков (как и у крестьян) было расслоение, они не были столь однородны в социальном смысле, и во время гражданской войны довольно большой процент трудящихся казаков воевал в Красной Армии. [6]

Мое исследование в целом основано на изучении крестьянского, иногороднего и казачьего населений бывшей Донской области и трех кубанских районов -Ейского, Кущевского и Староминского. Больше всего внимания я уделила изучению взаимоотношений этих групп населения с коммунистической партией в период с 1920 по 1934 гг. Казачество, на мой взгляд, не было однородной массой, и я бы разделила его на четыре неравные части. В отличие от советских историков, я считаю, что различие между этими частями характеризуется не по происхождению и материальному положению? [7]

Общие характеристики, конечно, были у всех: они все гордились тем, что были казаками. По словам Горюнова, беспартийного казака из Ейска, казак "думал, что нет ничего выше звания казака, что он - опора родины". [8] Все дорожили своей казачьей землей. Земля, по высказыванию одного казака в 190^ г., "ведь в нашем казачьем быту - все. Она, матушка, и кормит, и поит". (9] Но у них были разные отношения к офицерству, атаманам и царю, они по-разному относились к идее равноправия и равных условий жизни для всех, включая и иногородних. Как отметил Ю.К.Кириенко, революционные казахи северных округов Дона даже "предлагали, чтобы коренные крестьяне были наделены землей на равных правах с казаками". [10] Казаки в Староминском районе имели следующую точку зрения: "давать землю надо всем хлеборобам, но казакам - на юрту, а иногородним на участках", т.е. на землях госфонда. [IIJ Другие казаки в Шахтинском округе в 1926 г., по свидетельству ОГПУ, заявляли: "Мы будем давать землю только тем, кто ждет наших атамов, а пришлый элемент может получить землю в своих губерниях". [12] Существовало также различие между тем, что для них являлось определяющим, главным в жизни -сельское хозяйство или военное дело.

В одной части спектра были те казаки, которых я называю "непокорными", или "бросающими вызов". По социальным признакам к ним относились не только экономические кулаки, генералы и бывшие управляющие, но и представители других слоев казачьего общества. Как высказал Сесюра на совещании секретарей сельских ячеек ВКП(б) в январе 1926 г., казак может быть "бедняк совсем, а говорит, что он не бедняк". [13] Сравнительно бедные казаки в Старощербиновке, например, сказали приезжему инструктору: "Мы не бедняки. Мы казаки". {14] Алексей Егоров, казак из Дубовского района (по сведениям ОГПУ), хорошо суммировал их отношение к советской власти в следующих словах: "Советская власть противная, как рвотный порошок, во главе сидят лица, каковых раньше не нанял бы даже и свиней пасти". [15]

"Непокорные" казаки не сосредоточивали свою энергию на восстановлении своих хозяйств. В отношении мероприятий, проводимых советской властью, "непокорные" казаки всегда им сопротивлялись, пытались их тормозить, какая бы идея это ни была. Они даже выступали против тракторов, если те были куплены через какую-нибудь советскую корпорацию, они были против строительства дамб и т.д. [16] Один "непокорный" казак, по сведениям ОГПУ, во время хлебозаготовительного кризиса в 1928 г. сказал: "Хлеба большевикам не дам. Лучше сожгу". [17]

"Непокорные" казаки постоянно думали о том, как быстрее освободить Родину от оккупантов. Они держали связь со своими единомышленниками в других станицах. Один молодой человек из Сальского округа сказал, по сведениям ОГПУ: "Вся молодежь, которая числит у себя отцов погибшими на стороне белых... только и думает о восстании... Говорю, что без крови жить стыдно и позорно". (18] Летом 1927 года, во время китайских событий, когда слухи о неизбежной войне облетели все деревни, "непокорные" казаки были в восторге. В станице Каргальской среди той части казаков, члены семей которых находились в эмиграции, можно было, по сведениям ОГПУ, слышать заявления, что "если на нас пойдут войной другие государства, то нам хуже этой жизни не будет". [19] Они старались во что бы то ни стало ускорить начало войны. Казак в группе хлеборобов хутора Н.Иванков Каменского района говорил по поводу хлебозаготовок: "Вы, братцы, крутитесь, не крутитесь, а хлеб все равно заберут, потому что империалистические державы наседают на нас, и наши коммунисты откупаются хлебом. А если не дадут хлеба, то будет война, а раз война - пропала коммуна, а вместе с ней и республика. Если вы хотите этого, то, когда придут брать хлеб, - не давайте, гоните их колом". (20]

В противоположной части спектра были сторонники советской власти, в основном те, которые воевали в рядах Красной армии. Многие из них были из самых бедных семей и из небогатых районов. Но в то же самое время существовали и важные исключения из общего правила. Тихон Андреевич Тараба, например, считался почти самым лучшим хлеборобом в станице Новоминской. К нему как к образцовому хозяину приходили учиться многие станичники. Он участвовал в гражданской войне на стороне большевиков, был избран делегатом Всероссийского съезда Советов в 1918 году, был членом стансовета и райисполкома. (21]

В июне 1928 года другой казак, середняк из Шап-сугской станицы, добровольно пожертвовал государству 10 пудов пшеницы. Причем он отказался от денег, сказав: "Мне дорога советская власть, она меня подняла на ноги". [22] У красных партизан во время Нэпа, конечно, были свои жалобы на государство. Но все-таки до 1928 года они были на стороне государства. Вот как, например, по сведениям ОГПУ, выразили их общее мнение бывшие красные партизаны и бывшие красноармейцы: "Мы хоть и ругаем соввласть, но мы будем ее защищать". [23]

Третья часть казачества, по словам казачьего учителя Луки Федоровича Полякова из Каменска, "только примирились с советской властью как с вооруженной силой. В душе же они ее ненавидят, проклинают и еще чего-то ждут, оглядываясь на заграницу, где их бывшие "вожди" и атаманы сулят им в будущем помощь и спасение от ига коммунистов". [24] В отличие от "непокорных" казаков, однако, они сосредоточивали свою энергию на поднятии своих разрушенных хозяйств. Им лучше было идти на компромисс, чем бороться до последней капли крови. Лучше тихо, да мирно. Летом 1927 г. отношение казаков из Кясляковской станицы к международной обстановке было таково: "Надо от войны откупиться - война разорительна". [25] В Ейском районе "примирившиеся" казаки согласились платить большие налоги, "если хозяйственные затруднения встретятся", чтобы откупиться от войны. [26] "Примирившиеся" казаки сосредоточивали свою

энергию на поднятии своих разрушенных хозяйств. В Морозовском районе, например, в сентябре 1920 года двое из самых зажиточных стариков передали хуторскому председателю одного агитатора. Когда председатель спросил, в чем было дело, один ответил: "Я остался с одной парой да с жеребенком, и то я все же свой хлеб жру, да еще и коммунистов кормлю. А придет фронт, и остальное пропадет. Вот тогда уж верно получится - пролетарии всех стран соединятся в одну кучу, вместе с голоду помрут. А когда у нас ничего не останется ни во дворе, ни в амбаре, тогда нам один черт, что председатель, что атаман". [27] Эти не менее гордые казаки были готовы примириться с большевиками в определенных пределах потому что их главным делом, их первой любовью было хлеборобство. Временами они были даже рады использовать советские организации для приобретения кредита и тракторов. [28]

Самой интересной частью, на мой взгляд, была группа казаков, которые после 1925 года постепенно начали проявлять интерес к отдельным идеям и мероприятиям коммунистической партии. Я их называю "любопытствующими". В 1924-1925 гг. партия убрала несколько препятствий. В Северо-Кавказском крае коммунистическая партия также повернулась "лицом к казачеству". Партия, по выражению Микояна, "уступила в мелочах, чтобы добиться перемены в крупном". [29] До 1925 года стеснялся даже казачий быт. По выражению Горюнова, "самое слово "казак" было чуть ли не ругательным". [30] Нельзя было носить казачьи лампасы, которые символизировали принадлежность к казачеству и чей цвет определял место происхождения казака. Когда же правительство стало поворачиваться "лицом к казачеству", казакам вернули право носить эти лампасы, потому что руководители решили, что "нигде в нашей программе не написано, что нельзя носить лампасы, и что кубанка означает контрреволюцию, а английская кепи - революцию". Партия даже немного уступила в земельном вопросе. В ноябре 1925 г. Микоян объявил, что необходимо сообщить казачеству об окончательном решении не отбирать у него землю. [31] Тогда же произошли значительные перемены в отношении к хлеборобам-передовикам. На выставках и в прессе расхваливали их труд, славили их производственные подвиги. До этого все старательные хлеборобы недоумевали - что же это за власть, которая превозносит и поддерживает бедняков, по их мнению, обыкновенных лодырей?

"Любопытствующие" казаки говорили: "Если вы повернулись к нам, то и мы повернемся к вам". А.Ген-длин, инструктор при Донском окружном исполкоме, на основании личных разговоров с казаками в Староминском районе пришел к выводу, что "подавляющая масса настроена по-советски". [32] Хотя, как доказала реакция на китайские события, его вывод был слишком оптимистичен, в 1926 году значительная часть казачества перешла от полного скептицизма к, по крайней мере, частичному доверию в отношении намерений советского правительства. Многие казаки, как говорил инспектор, работавшие при контрольной комиссии в Новочеркасском районе в 1927 г., "говорят о советской власти как о власти своей". [33] У казаков даже появилась ревность к крестьянству, когда они почувствовали, что их снова не замечают. Казак из хутора Керченского Шахтинско-Донецкого округа докладывал на собрании о его поездке на окружной съезд Советов. Он сказал, что "очень много говорили о бедняке, а о казачестве ни слова, тем более о зажиточных". Присутствовавшие на собрании, по сведениям ОГПУ, шумно реагировали на это, слышались возмущенные выкрики, что "о казачестве власть забыла". [34]

Любопытно, что их очень привлекало то, за отсутствие чего западные историки их обвиняют. Они тянулись к образованию. Даже в середине 20-х казаки родители охотно посылали своих детей в советские школы. [35] В Ейском, Кущевском и Староминском районах особенно активно интересовались агротехникой. Они требовали привлечения к работе большего числа агрономов, доставали книги о сельском хозяйстве, которые передавали из рук в руки, зачитывали до дыр. [36] По мнению одного инструктора, работавшего в Кущевском районе в 1927 году, несмотря на то, что казаки-середняки роптали на советскую власть из-за большого налога, они в то же время понимали, что крупные агромероприятия, проводившиеся в станице, были направлены на улучшение хозяйственного, экономического, положения казаков. При царском же режиме такого не было. [37]

Они не только одобряли расширение возможностей получения ими специальных знаний, но и отдавали должное власти, которая создавала такие возможности. Казаки, по мнению Лолы, кубанского казака, видели разницу между самой партией и партийными ячейками. [38] Большинство из них согласилось бы, скорее всего, с крестьянами в Твери, которые сказали: "Мы читаем речи вождей. Они хорошие коммунисты, в них виден толк, за ними стоит идти". [39]

Возьмем один пример, И.А.Озиенко, казак из станицы Канеловской, писал в 1928 году письмо в редакцию газеты "Советский пахарь". В 1923 году у него была только пара лошадей и одна корова. И он писал: "Благодаря газете "Советский пахарь" о поощрении сельского хозяйства я с большой энергией взялся за работу своего хозяйства". Он участвовал в выставках, даже получил премию, добросовестно выплачивал все налоги. В 1927 году, как он писал в этом письме, его лишили права голоса за то, что приобрел четвертую лошадь, и лишение права голоса он принял как наказание от советской власти. Этот человек в своем письме вполне серьезно задавал редактору вопрос: "Мне как быть, чтобы быть советским гражданином, а не врагом советской власти. [40] Видимо, его волновало не только материальное состояние.

Несмотря на то, что определенная часть казачества поддерживала советскую власть и доверяла ей, это не означало, что эти люди были готовы слепо подчиняться всему, что говорили коммунисты. Существовала определенная граница, через которую они не желали переступать. Многие из них уже в 1928 году изменили свое мнение о советской власти. Например, один казак в Полтавской станице сказал: "Я никогда не думал, чтобы советская власть так прижимала хлебороба. Если я раньше был сторонником этой власти, то теперь не на словах, которые я слышал, будучи в Красной армии, а на деле убедился в противоположном и стал ее противником". [41]

Самыми важными моментами в истории взаимоотношений между коммунистической партией и казачеством были коллективизация, раскулачивание и голод-террор. К осени 1932 года, впервые с Октябрьской революции, практически все казачество единодушно объединилось против мероприятий .советского государства.

Исходя из этого, мои выводы следующие. Во-первых, понимание казачества как единой массы контрреволюционеров было позицией значительной части неказачьего партийного руководства в казачьих районах. Например, А.И.Приходько, крестьянин по происхождению, работал в Константиновском районе с 1919 года. В 1925 году он был председателем РИКа. По его мнению, казаки всегда будут против коммунистов. Он говорил: "Нечего с ними церемониться, надо переселить сюда иногородних". [42] Когда Каганович приехал в Ростов в ноябре 1932 года, он принял сторону местной фракции, которая разделяла мнение Приходько. Партия не понимала истинного состояния дел, что создавало препятствия для того, чтобы рассмотреть, были ли основания утверждать, что хлебозаготовительный план был нереален. Поскольку они считали, что казачество было единым, им было нетрудно оправдать выселение целыми станицами, не обращая внимания на классовые или революционные признаки.

Во-вторых, я считаю, что механическое, чисто экономическое понимание кулака как собственника больше четырех лошадей (на Кубани, например), несмотря на то, как действительно относился к советской власти тот или иной человек, лишало партию не только самых старательных и опытных хлеборобов в стране, но также многих верных сторонников. Это особенно имело место в крестьянских селах и в более прогрессивных станицах. Вернемся к Озиенко, казаку, работавшему денно и нощно, изучавшему сельскохозяйственную литературу и т.д. Он спрашивал: "Если все хлеборобы будут работать, как бедняки, тогда кто же будет поддерживать советское государство?" По его мнению, "если крестьянин-хлебороб богатый, то и государство будет богатое, и никакой враг тогда не сможет победить нас". [43]

В-третьих, решение проводить сплошную коллективизацию в самый короткий срок без согласия народа имело много негативных последствий. Мало того, Что значительная часть крестьянства и казачества перестала поддерживать государство. Проведение этого решения в жизнь не только отбило любовь к сельскому хозяйству почти у всех немолодых хлеборобов, но также погасило их энтузиазм во внедрении агротехники, тракторизации, модернизации и т.д. В знак протеста так называемые кулаки стали портить трактора, подкладывать камни и металлические детали в моторы. До 1930 года все хлеборобы сами заботились о севе, прополке, уборке, все прекрасно знали, что один день может испортить урожай всего года. В 1928 году, например, когда местная власть запретила выезжать из станиц в степь в июне, казаки были в ужасе от того, что была пора прополки. [44] В мае 1930 года их состояние описали так: взрослое население частично занято своими огородами, а большинство слоняется без дела, ловят рыбу, сидя на берегу Кубани... В прекрасные солнечные дни, когда сотни гектаров зарастают бурьяном, здоровенные

мужчины устилают берега Кубани, сидя с удочками, и бродят по степи с лопатами". Враждебность к советской власти из-за насильственной коллективизации продолжалась и после их поражения в 1933 году. Если они раньше относились к сельскохозяйственной работе с радостью, то теперь они проклинали ее. Одна из моих знакомых из Дударевки, очень трудолюбивая казачка в своем личном хозяйстве, сама гордилась тем, что каждый день бригадир был вынужден ходить по домам, чтобы выгнать их на работу в колхоз. [45]

С другой стороны, отсутствие полного единодушия у казачества против большевистского режима - на мой взгляд, это один из важнейших факторов, которым объясняется загадка того, почему такая мощная военная сила, как казачество, не могла управлять недовольством крестьянства во время сплошной коллективизации. Разногласие было особенно заметно между представителями молодого поколения. В то же время, когда ребята в Цымлянске день и ночь думали о восстании, в Вешенской был казак-комсомолец, который писал своим родственникам за границу: "Да, ты тысячу раз прав, что я не могу переменить твоих политических взглядов, но и меня, я думаю, не переваришь..." Он гордился тем, что был членом "малой, но сильной гвардии комсомольцев, которые всегда были на страже". [46]

Молодые казаки в Терновке выражали письменный протест против лишения их голоса в 1927 г. Они писали: "Мы считаем это ошибкой, что молодое поколение лишается прав в нашей свободной стране. Мы не хотим отставать от своих товарищей и хотели также научиться военно-политическому делу и в будущем стать на оборону нашей свободной страны". [47]

Другие факторы, которые помогли бы разгадать загадку, следующие. Антисоветские казаки недооценивали свою оппозицию. И презрение к местным иногородним коммунистам, которые были более бедные, менее грамотные, чем они, иногда перекладывали на управляющих страной. Один казак из Вешенской сказал, что "без ума власть долго в руках не продержишь". [48] Они не только недооценивали долговечность их врагов, но не могли предсказать и то, какие меры партия была готова принять, чтобы победить. Много раз во время обсуждений необходимости организации бойкота против налогов или хлебозаготовок казаки говорили: "Всех нас не арестуют и не осудят". [49]

Еще третий фактор заключается в том, что они слишком большие надежды возлагали на возвращение своих из-за границы. Сколько раз они повторяли: "Когда наши приедут, тогда мы вам покажем..." [50] И наконец, их скверные отношения с иногородними и крестьянами их края мешали им возглавить борьбу против нежелательных мероприятий советского правительства.



ПРИМЕЧАНИЯ

1. Проведение данного исследования стало возможным благодаря поддержке Американского совета учителей русского языка (the American Council for Teachers of Russian), Совета по международным исследованиям и обменам (the International Research and Exchange Board), the Social Science Research Council, и the Kennan Institute for Advanced Russian Studies.

2. Fainsod M. Smolensk under Soviet Rule. Cambredge, Mass., 1958. P.45; Schiller 0. Die Landwirtschaft der Sowjetunion 1917-1953. Tubingen, 1954. P.19; Fitzpatrick Sh. Stalins Peasants. N.Y., Oxford, 1994. P.28; Figes 0. Peasant Russia, Civil War. Oxford, 1989. P.354.

3. Lewin M. Russian Peasants and Soviet Power: A Study of Collectivization. London, 1968. P.36; lb^d. The Making of the S-oviet System. N.Y., 1985. P.13, 17-18, 137-138, 297-299.

4. Lynn Viola. Best Sons of the Fatherland. N.Y., 1987. P.213-218.

5. Корчин М.Н. Донское казачество (из прошлого). Рос-тов-на-Дону, 1949.

6. Для более полного обзора историографии см.Венков А.В. Донское казачество в гражданской войне. Канд. дис. Ростов-на-Дону, 1986. С.6-9; Футорянский Л.И. Казачество в период буржуазно-демократических революций. Док. дис. M., 1974; Ки-риенко Ю.К. революция и Донское казачество (февраль - октябрь 1917 г.). Ростов-на-Дону, 1988.

7. Более подробно см. Penner D. Pride, Power, And Pitchforks: Former-Party Interaction on ghe Don, 1920-28. Ph.D., Univ. of CA. Berkeley, 1995.

8. Горюнов 9. Были и исключения: некоторые казаки, настроенные просоветски, обижались и запрещали другим называть их казаками. См. ЦДНИРО. Ф.118. 0п.1. Д.93. Л.бб; Там же. Ф.5, 0п.1. Д.160. Л.31.

9. Новый способ раздела общественной земли. ДОВ. 13 декабря 1907. г. С.З.

10. Кориенко Ю.К. Указ соч. С.56.

11. ГАРО. Ф. Р-1789. 0п.1. Д.1023.Л.51.

12. РГАЕ. Ф.478. 0п.1. Д.1970. Л.206.

13. ЦДНИРО. Ф.5. 0п.1. Д.70. Л.76.

14. гаро. ф. Р-1798. Оп. 2. Д. 1295. Л.223об, 224; ГАРФ. Ф. 1235.0п. 141. Д.114.Л.134; ЦДНИРО. Ф.118. 0п.1. Д.91.Л.117.

15. Там же. Ф.97. 0п.1. Д.76. Л.82,

16. Там же. Ф.7. 0п.2. Д.215. Л.169; Там же. Ф.5.0п.1. Д.160. Л.45; ГАРО Ф. Р-1485. 0п.8. Д.87. Л.5.

17. ЦДНИРО. Ф.7. 0п.2. Д.801. Л.35об. Он был не одинок, многие казаки так думали. См. ГАРФ. Ф. 374. Оп. 28. Д.2543. Л.114; ЦДНИРО. Ф.7..0п.1. Д.769.Л.90; ГАРФ. Ф. 374. 0п.27. Д.1490. Л.41; ЦДНИРО. Ф.75. 0п.1. Д.93. Л.123.

18. Там же. Ф.7. 0п.1. Д.595. Л.593; Там же. Ф.97. 0п.1. Д.75, Л.82.

19- Там же. Ф.7. Оп. 1. Д.595. Л.52, 91. 20 Тамже.Д.807.Л.156.

21. ГАРО. Ф. Р-1798. 0п.1. Д.1023. Л.149-150.

22. ГАРФ. Ф. 374. 0п.27. Д.1490. Л.27.

23. ЦДНИРО. Ф.7. 0п.2. Д.595. Л.92.

24. ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 140. Д.233. Л.1об.

25. ЦДНИРО. Ф.5. 0п.2. Д.160. Л. 11406.; Д.128. Л.9.

26. Там же. Д.99, Л.35б^

27. ГАРФ, Ф, 1235. 0п.84. Д.8. Л.2846.

28. ГАРО Ф. Р-1798. 0п.2. Д.947. Л,7-8; Там же. Ф. 1485. 0п.8. Д.87. Л.209; ГАРФ. Ф. 374. 0п.27. Д.931. Л.42.

29. ЦДНИРО. Ф.7. Оп. 1. Д.95.Л.11 30. Там же. Ф.75. 0п.1 Д.54. Л.5.

31. ГАРО. Ф. Р-1798. 0п.2. Д.1023. Л.55.

32. ЦДНИРО. Ф.5. Оп.1.Д.112.Л.36.

33. ШФГАРО. Ф. Р-278. 0п.2. Д.40.Л.503.

34. ЦЦНИРО. Ф.5. 0п.1. Д.128. Л.8.

35. ГАРО. Ф. Р-1798. Оп. 1. Д.947. Л. 17-18; Там же. Д.1023. Л.149-150; Горюнов, 25.

36. ЦДНИРО. Ф.5. 0п.2. Д.160. Л. 11406.

37. Там же. Ф.7. 0п.2. Д.215. Л.240.

38. Болшаков А.М. Деревня 1917-1927. М., 1927. С.423.

39. ЦДНИРО. Ф.7. 0п.1. Д.769. Л.13-15.

40. ГАРФ. Ф. 374. Оп. 27. Д.1490. Л.32.

41. Про Приходько говорили: "Его достоинство в том, что он прямо сказал, а многие этого не говорят". ЦДНИРО. Ф.7. 0п.1. Д.95. Л.Ю; Д.215. Л.168; ШФГАРО. Ф. Р-278. 0п.2. Д.45. Л.60.

42. ЦДНИРО. Ф.7. 0п.2. Д.769. Л.15.

43. ГАРО. Ф. Р-1485.0п.8. Д.139. Л.23-25.

44. Там же. Ф. Р-1390. 0п.8. Д.446. Л.18.

45. Личный разговор с автором. Май 1992 г.

46. Вольное казачество. 10 декабря 1927 г. _ 1. С.27-28.

47. ЦДНИРО. Ф.7. 0п.2. Д.769. Л.18-19.

48. ГАРФ. Ф.374. 0п.28. Д.2543. Л.114.

49. ЦФГАРО. Ф. Р-448 с. 0п.1. Д.88. Л.254.

50. ЦДНИРО. Ф. 43. 0п.1. Д.1. Л.19; Ф.75.0п.1. Д.93. Л.200; Ф.7. 0п.1. Д.595. Л.563, 590; Д.801. Л.191.